Резкая боль и яркая вспышка света. На мгновение перед глазами возникает темная пелена, а уже через секунду видно как капает на пол алая кровь. Ее едкий запах проникает в ноздри, и до сознания наконец-то доходит произошедшее. Тоусен отрубил ему руку. Этот слепой ублюдок лишил шестого места в Эспаде и вместе с тем его главного оружия. И так просто стоять и промолчать? Гнев затапливает все его существо, затмевая собой способность думать и принимать здравые решения. Сейчас Гриммджо хочется отомстить. Убить. Уничтожить того, кто посмел поднять на него свой меч. И этот шинигами-предатель еще смеет что-то кричать о мире и справедливости? Последняя тварь! Двуличная сволочь! Здоровой рукой Гриммджо тянется к рукояти своей катаны, а затем слышит недовольный голос владыки. Айзен на пределе и он больше не собирается это терпеть. Больших усилий над собой ему стоит уступить и спрятать лезвие обратно в ножнах.
Самоконтроль всегда был слабым местом сексты, но даже ему хватало мозгов, чтобы понять свое положение. Стоит только замахнуться для удара, как все мгновенно будет кончено. Соуске не станет терпеть неповиновения. Гриммджо почти видит, как его голова катится по холодному мраморному полу замка, как нелепо падает его безжизненное тело. На мгновение становится тяжело дышать, чужая духовная сила придавливает его камнем, становится настолько густой и плотной, словно камень. На секунды охватывает противный и липкий страх, а затем почти сразу отступает, уступая гневу. Джагерджак убирает ладонь с рукояти меча и разворачивается к владыке спиной, уходя прочь.
"Ублюдок. Право повелевать принадлежит сильнейшему. Радуйся, что Айзен на твоей стороне, мусор".
Смачно сплюнув на пол, Джагерджак удаляется из тронного зала под чужой шепот и чьи-то смешки. Он чувствует нутром косые взгляды, направленные ему в спину, почти физически ощущает удовольствие этого проклятого Соуске, чувствует, как где-то позади торжествует этот радостный придурок Люппи. Если бы здесь и сейчас не было Соуске и этой чертовой Эспады, Гриммджо прямо здесь указал бы ему на его место. Рассек бы своим мечом тело этого шинигами, отрубил бы голову каждому слабаку, находящемуся в этом зале, заставил бы их всех харкать собственной кровью. Чужая жизнь ничто, когда стоит вопрос о выживании, да и сейчас бы их смерти принесли бы ему только удовольствие. Хреновы слабаки.
"Ха, этому мусору в самом деле отдадут мой номер? Они че, настолько тупые? Этот слабак недостоин занимать мое место!"
Возвращаясь на несколько лет назад в памяти, Джагерджак задал себе вопрос: а пошел ли бы он за Айзеном снова? Да, самопровозглашенный владыка Уэко Мундо дал ему силу, сделал его из простого адьюкаса арранкаром и даже дал ему место в Эспаде - лучшей десятке воинов. Однако стоит вспомнить жалкую и ничтожную приварон-Эспаду, в которой состоят одни лишь слабаки. Этих жалких и убогих так просто использовали и выбросили. Кого-то прикончили, кого-то оставили и сделали ничтожной прислугой. Охраной замка, в которой им, как дворцовым собакам, позволялось жить. Но какая вшивая псина знает когда она надоест своим хозяевам? Когда она им надоест или просто перестанет быть полезной, они просто отравят ее, напихав побольше яда в гниющий, воняющий кусок плоти. И как знать, не будет ли это твое собственное мясо, выдранное из груди.
Так случилось и с ним. Ему дали силу, а сейчас показали на то, что он пустое место. Они здесь все лишь пустое место! Грязно выругавшись, Гриммджо мысленно проклял этих гребаных шинигами. Как они смели так поступить с ним, отобрав у него право на силу? Ну ничего, он еще всем и каждому докажет то, что он не какой-то там жалкий слабак, с которым так можно обращаться. Так дела не делаются. Пусть они все сдохнут под забором. Мрази. И без руки можно доказать им всем, что они не правы, что они всего лишь мешаются ему под ногами. Какого хрена он вообще должен кому-то подчиняться? Только потому ли, что они сильнее? Будучи еще пустым Гриммджо стремился к силе. Раз за разом убивая, пожирая чужие тела и души, он только чувствовал, как внутри накапливается мощь, способная снести все на своем пути. Как только появилась возможность перейти и тот порог, что был ему по силам, шестой не раздумывая согласился, зная, что в случае отказа его ждет лишь смерть. Но неужели он копил в себе эту силу только для того, чтобы сдаться и сдохнуть? Нет, этого не произойдет. С кем угодно, но только не с ним, этого он им не позволит.
Петляя по коридорам дворца, Джагерджак пытался успокоить кровотечение. Боль хоть и была сильной, но не беспокоила его настолько же сильно, как то унижение, что он испытал в тронном зале. Это было несправедливым и неправильным. Кто дал право слепому ублюдку решать что верно, а что нет? Разве он неправильно поступил, решив прикончить этого рыжего шинигами, которым так интересовался Айзен? Улькиорра в своем отчете ясно сказал, что этот Куросаки - мусор, а мусор надо убирать. Неужели у самого Шиффера не хватило сил и решимости разобраться с ним? Или же он просто струсил? А если и хватило, то почему он этого не сделал? Любая угроза должна быть уничтожена, в конце концов разве полное уничтожение Общества Душ не было конечной целью Соуске? Сколько пустых ни за что прикончили это проклятые боги смерти, разве не пришло время проливать их кровь? Да еще эта Эспада - сборище полоумных идиотов и слабаков, преклоняющееся перед шинигами-предателем. Смотреть противно!
В один момент Гриммджо заметил, что ходит по кругу. Придерживая культю здоровой рукой, бывший шестой ускорился. Сначала повернуть направо, потом налево, дальше снова направо, теперь прямо. Твою мать! Снова те же каменные стены, снова та же картина, как в самом начале пути. Видимо, октава совсем не собирался встречать незваных гостей, но а кто его спрашивает? Проломив ногой стену, Гриммджо остановился. Еще не утихшая после произошедшего злость нарастала снова, затапливая его изнутри. Хотелось крушить, ломать и рушить все то, что находилось вокруг. Его никто не остановит на этом пути уничтожения! Он сильнейший, черт возьми!
- Твою мать, Заэль, впусти меня немедленно, пока я не разнес здесь все к чертовой матери! Если через минуту я тебя не увижу, я сломаю все эти гребанные стены и прикончу тебя, как падаль! И мне никто не помешает, слышишь?!
Боль. Боль нисколько не собирается утихать и успокаиваться. Неужели сегодня все закончится именно так? Да какого хрена? Он победил в этой схватке! Рыжий ублюдок должен был сдохнуть, захлебнувшись в собственном дерьме. С чего это Улькиорра решил положить этому конец? Нелепый приказ вернуться, идиотское стечение обстоятельств!

Отредактировано Hirako Shinji (2016-11-25 22:07:02)

Ждать Гриммджо не любил. Время ожидания всегда тянулось подобно резине, что весьма и весьма раздражало и без того беспокойную натуру сексты. С каждой секундой остатки терпения лопались где-то внутри, оставляя после себя бушующее черное пламя, сметающее все на своем пути. Где-то совсем рядом послышались чужие робкие шаги. Приторно липкий запах страха разливался вокруг вместе с чужой духовной силой, трепещущей от ужаса. Медленно, жутко медленно! Чужой страх выводил из себя все сильнее, взвинчивая пружину напряжения где-то внутри. Каждый робкий шаг фрасьона эхом отдавался в высоких коридорах дворца и, казалось, что их была целая бесконечность - боязливых и мелких.
- Эй ты, поторопись, ублюдок! Ты же слышал что тебе приказали!
Секунды длиной в вечность. Кровь из раны сочится не переставая, капая на пол. Этот тихий, едва различимый звук, этот запах... Раздражает, нервирует, бесит! Этой ночью не его кровь должна была оросить землю. Оставалось только нанести рыжему придурку всего лишь один удар. Одна из дверей совсем рядом открывается, и в пустом проеме показывается чужая дрожащая рука, липкая от неконтролируемого ужаса перед разъяренным шестым. Серебром сверкает сталь. Занпакто режет чужую плоть, словно мягкое масло. Гриммджо даже не задумывается, что причиняет кому-то боль, ему просто это нравится. Ненужный мусор должен подохнуть! Джагерджак замечает полные страха и боли глаза, отчаявшийся взгляд, напитывается чужими эмоциями, наслаждаясь болью. Шестой убирает катану обратно в ножны и хватает фрасьона октавы за горло, высоко поднимая его над полом и прижимая к стене.
- Медленный и неповоротливый мусор! От тебя отвратительно воняет страхом, рядом с тобой противно дышать. Умри, жалкая шавка!
Шестой маниакально улыбается, всматриваясь в лицо фрасьона. Жалкий нумерос дрожит в его руках, словно осиновый лист. Обмякший от страха, понимающий неизбежность и безвыходность сложившейся ситуации, он даже не пытается сопротивляться Эспаде - все равно это бесполезно. Никто не придет на помощь. Шестому же все больше хочется уничтожить, причинить боль, доказать всем вокруг свою истинную силу. Вспышка ярко-красного серо из ладони арранкара и на пол тяжелым мешком падает обезглавленное тело, которое почти сразу засыпают тяжелые обломки разрушенных столь мощной атакой стен. Джагерджака в принципе не волнует то, что он рушит чужую лабораторию и чужие покои; плевать ему хотелось на всю эту дрянь, что так дорожит своими ценными вещами. Ему всегда было глубоко все равно на этот дворец и на все то, что было создано чьими-либо руками. Настоящий воин не должен предаваться такой слабости и уподоляться мелочным людям.
Частично удовлетворив тягу к разрушениям, секста резко разворачивается на пятках и входит в залы, в которых его уже ожидает Заэль. Гранц ждет его, хотя настолько очевидно, что восьмой совсем не рад видеть Гриммджо. Об этом говорит и окружающая обстановка, и холодный тон самого ученого. Октава никогда не понимал всего этого ажиотажа Эспады вокруг полученной ими в дар от Айзена в силы, да и вообще относился ко всей армии с неким презрениеям, предпочитая больше заниматься разработками и исследованиями. Пожалуй, это было то единственное, за что он мог бы поблагодарить самопровозглашённого владыку Уэко Мундо. С Гриммджо же они и вовсе недолюбливали друг друга с самого начала - были слишком разными. Если шестой всячески стремился доказать свою силу и быть вне всяких правил, то Заэля вполне устраивало его место, да и позиция ученого была совсем иной. Настолько иной, что Джагерджак предпочитал даже не заморачиваться о его взглядах, считая их идиотскими. С другой стороны, это хорошо, когда другие знают свое место.
Комната заставлена всяким хламом, который шестому совсем непонятен: какие-то стеклянные колбы и склянки, чаны с кипящей жидкостью, лабораторными образцами, кучи книг и чьих-то записей от руки. Здесь Гриммджо никогда еще не был. И здесь ему определенно не нравится - слишком много пыли и хлама. Порой сексте вообще хотелось пустить на ветер этот хренов Лас Ночес и вернуться в пустыню. Там, среди безграничных песков, среди ветра, луны и свободы был его настоящий дом - свобода. Ему непонятен весь этот ажиотаж Гранца вокруг науки, ему и не хочется понимать всего этого. Наука - это скучная игрушка, она не для него. Его путь - путь силы. Он сильнейший войн, а такие, как Заэль, всегда должны быть позади.
- Ну и вонь у тебя здесь стоит, как будто все живое здесь сдохло и давно уже прогнило. Какого хрена я так долго ждал твоего дружка-слабака? Учти, ты теперь его уже не дождешься!
Шестой даже и не здоровается с Гранцем, дежурно пропуская чужое приветствие мимо ушей. Тот, кто по-настоящему силен и знает чего хочет, не нуждается в никчемной вежливости, банальных формальностях и дебильных правилах, установленных придурками и слабаками, чтобы власть принадлежала именно им, а не тем, кто достоин ее по праву. Голос шестого звучит с вызовом, а губы все так же растянуты в дьявольской улыбке. В синих глазах сексты плещется гнев, а на самом дне отражается боль, которую тот так тщательно старается проигнорировать и скрыть даже от себя самого. Боль лишь мешает, отвлекая от важного, он в ней не нуждается, даже может ее не замечать. Ему так кажется, во всяком случае, хотя он и чувствует свое ватное, порядком ослабшее от кровопотери и предыдущего боя тело.
Тащиться сюда совсем не хотелось, как и не хотелось видеть перед собой Заэля. И дело даже не в том, что в сегодняшней битве погиб брат ученого. Но в этом секста своей вины не видел, ведь нумерос сам отправился за ним и сегодня встретился не с тем врагом; пусть его прикончили шинигами, но он погиб с честью, достойной настоящего воина, хоть он и всегда был слаб - совсем неплохой конец для того, кто рано или поздно все равно его встретит. Скорее всего, Гриммджо напрягала сама возможность идти сюда и просить помощи, потому что ее просить было просто больше не у кого. В глубине души шестой понимал, что сейчас перед этим он слаб, что Заэль на данный момент единственный, кто мог бы ему помочь, но вот о помощи он как раз просить и не умел вовсе. Сейчас, стоя напротив октавы и скаля зубы, Джагерджак был раздражен, как никогда. От собственной безысходности больше всего хотелось лишь сломать восьмому хребет и силой выбить из него то, за чем он сюда пришел. Ему нужно было вернуть свою руку и свое собственное место, а не стоять здесь и слушать речи арранкара.
- Твой брат был слабаком и кончил так, как кончают все слабаки. Ты действительно думаешь, что мне есть до него дело? Он сам виноват в том, что сдох этой ночью! Я пришел сюда не за этим, Заэль. Раз ты у нас такой охрененный ученый, верни мне руку и останови кровь, иначе я оторву у тебя твою и она станет моей!

Отредактировано Hirako Shinji (2016-11-30 17:32:24)

Как же хочется размозжить голову этому ублюдку Гранцу, маньячно наблюдая за тем, как его вышибленные из башки мозги стекают по разрушенным стенам лаборатории. Ему смешно? Придется затолкать ему в глотку этот смех, заставив октаву блевать собственной кровью и просить о пощаде. Какого хрена Заэль ведет себя так, будто здесь и сейчас именно он хозяин положения? Их разделяла всего лишь одна единственная семерка, но разница в силе между ними была огромной. Тогда какого черта он позволяет себе так общаться с ним, с шестым номером, стоящим выше него? Или Гранц думает, что раз Гриммджо лишили руки и номера в эспаде, то он больше не опасен? Или же здесь, в своей лаборатории, этот ублюдок прячет такое, что делает его сильнее? И как это понимать? Шестой с ним справится и с одной рукой, заставит октаву навсегда заткнуть свой рот.
- Я сказал что-то смешное, ублюдок? Настолько скучаешь по своему мертвому фрасьону, что хочешь отправиться за ним следом?
Ведомый одним лишь гневом, Джагерджак переворачивает рядом стоящий стол с непонятными колбами и склянками, совершенно не задумываясь о том, какие реагенты могут находиться внутри. Грохот, звон бьющегося стекла и множество осколков, разлетающихся по залу, а через мгновение по полу течет жидкость самых разных цветов, смешиваясь между собой и рождая на свет невообразимое пятно красок. Вряд ли такой жест сумеет оставить ученого равнодушным, однако Джагерджаку плевать. Если Гранц не хочет помогать ему так, то придется его заставить. А если будет нужно, то силой показать все, на что способен Гриммджо, и выбить из Заэля все желаемое в битве.
- Хватит мусолить начатое. Твой брат сдох от руки шинигами и все на этом!
Хоть Заэль и был братом погибшего фрасьона Гриммджо, он явно не был этим огорчен. Во всяком случае, долго сожалеть он явно не собирался. Таковы уж были правила выживания в этом мире - победить или быть побежденным. Или ты убиваешь сегодня, или завтра убивают тебя. Обычный закон выживания, ни больше, ни меньше. Естественный отбор в деле, как он есть, без всякого налета романтики и долгих занудных философских рассуждений о отданной не зазря крови за родину и чужие идеалы. В том, что идеалы, за которые их принуждали воевать, явно были чужими, Гриммджо не сомневался. Он никогда не пошел бы за Айзеном только потому, что Соуске хотелось взять Общество Душ под контроль. Самого сексту больше интересовала полученная сила и сами сражения, больше ничего. А до тех пор, пока самопровозглашенный владыка Уэко Мундо был сильнее, шестой шел по его следам. Он уже своими глазами видел, что будет иначе. Если он выкажет протест, то станет трупом.
- Захлопни свою пасть, Гранц! Если ты думаешь, что ты сильнее и смеешь со мной так говорить, то я поспешу тебя разочаровать. Мне даже рука не нужна, чтобы расправиться с тобой, ублюдок!
Гриммджо хватает октаву за горло и с силой сжимает пальцы. Если потребуется прикончить одного из Эспады, то он это сделает. Мало того, ему больше нечего терять, а гнев разгорается за грудиной все сильнее, затмевая последние остатки разума и лишая способности мыслить логически. В крайнем случае, после смерти ждет пустота. Это лучше, чем быть слабым и униженным.
- Ты мне предлагаешь жрать эту падаль? И ты серьезно думаешь, что мне это поможет? Может, мне тогда лучше сожрать тебя, Заэль? С тебя мне явно достанется больше, нежели с этих жалких и никчемных ублюдков! Если ничего не выйдет, я оторву твои руки, и они станут моими!
Гриммджо ослабевает хватку и отпускает Гранца. Можно ли ему верить? Не выйдет ли это в конечном счете боком ему самому? Как знать, что сделал ученый со своими фрасьонами? Вдруг в каждом из них вместо крови плоть омывает синильная кислота? Ненадолго задумавшись, Джагерджак хватает за шиворот самого ближайшего и, маниакально улыбаясь, ломает ему шею, наслаждаясь звуком ломающихся костей. Страшно снова чувствовать себя зверем, но кем он был в конечном счете, если не им? Инстинкты, слегка приглушенные последними месяцами жизни с новой силой, снова берут верх, а зубы пантеры привычно вгрызаются в чужую плоть. Запах крови режет ноздри, а металлический привкус остается во рту. Секста чувствует, как новые силы текут по канатам его жил, становясь его частью.
Давно забытое чувство. Многие сотни лет это было вопросом его выживания, вопросом его силы. Он собирался стать сильнейшим, не желая останавливаться на достигнутом результате. Горы тел, костей и море трупов, а сверху всего этого он сам, отнимающий чужие жизни, пожирающий чужую плоть изо дня в день. Убить. Прикончить. Забрать то, что должно принадлежать ему. Если ты не в состоянии справиться с сильнейшим, выход есть только один - отдать ему все те силы, что имеешь, а самому стать всего лишь его частью.
Слабость проходит, и Джагерджак чувствует прилив духовной энергии. Хоть его собственная кровь остановилась, тело Гриммджо осталось прежним, словно оно отказывалось регенерировать.
- Какого хрена, Заэль? Почему это не работает, ответь мне, пока я тебя не прикончил!
Отчаяние выплескивается в злость. Если Гранц не смог этого исправить, то все кончено. Навряд ли сам владыка сумеет прирастить ему отрубленную конечность. Однако разум отказывается просто так это воспринимать - должно быть решение. Вот этому придурку Ямми вернули руку, но ее с поля боя захватил Улькиорра, а собственная рука Гриммджо была дерзки уничтожена слепым ублюдком. Этого нельзя просто так оставлять. Даже если и так, то он все равно сильнее, он все равно покажет каждому на его место. И первым будет этот рыжий мальчишка - Ичиго Куросаки.

Отредактировано Hirako Shinji (2016-12-02 00:06:31)

Бросив полный ненависти взгляд на ученого, на лице которого читалось явное торжество, Гриммджо усмехнулся окровавленными губами, а затем тыльной стороной ладони уцелевшей руки вытер алые капли с лица, смахнув их на мраморный пол лаборатории. Что же, новая рука не отросла вновь на месте старой, тем не менее тягучая пульсирующая боль наконец-то отступила, а сам секста перестал ощущать неуемную слабость от сильной кровопотери. Его бледное лицо с каждой секундой наполнялось цветом, вновь принимая здоровый оттенок, а самоуверенность возвращалась семимильными шагами с каждым мгновением вместе с той силой, что он получил, сожрав модифицированного фрасьона Заэля.
Где-то в глубине его истинной сущности вновь пробудился инстинкт убийцы, требующий новых и новых жертв, требующий моря крови. Его сущность требовала убивать, рвать в клочья, пожирать чужую плоть, обретая новую силу, мощь, могущество. На лбу у шестого от нервного напряжения забилась жила и выступила испарина, бешеный взгляд синих глаз заметался по комнате, выискивая новую жертву, но не находя никого вокруг, кроме Заэля, убивать которого в планы Гриммджо не входило. Конечно, восьмого он сумел бы прикончить без разговоров, но жить еще хотелось - чутье подсказывало пантере, что если он поднимет свой клинок на эспаду, то Айзен прикончит и его самого. Тем более, что Джагерджак так и не успел полностью восстановить свои силы, а Заэль мог прятать в своем рукаве очередной козырь, неизвестный сексте. Тем не менее, ему самому следовало быть настороже - так как к эспаде он больше не принадлежал, то чужой занпакто мог найти ножны в его спине каждую минуту, стоило только отвлечься.
Сам ученый уже вскоре перестал волновать Джагерджака вовсе. Конечно, желаемого результата, за которым он сюда пришел, Гриммджо так и не сумел достичь, однако если октава говорит о том, что он не в силах что-либо изменить, то, скорее всего, придется принять действительность таковой, какая она есть и поверить ему. Конечно хотелось большего, а как иначе, однако приходилось довольствоваться только тем, что было в наличии. Наплевать, это уже хорошо. Ну а ублюдку Тоусену он обязательно отомстит, как только у него появится возможность и владыка потеряет хотя бы часть своей нынешней власти. В конечном счете, это не может продолжаться целую вечность. Если Айзен не дурак, то он как никто понимает нестабильность власти в принципе и ему, как никому иному, следует ждать предательства от тех, от кого он ждет его меньше всего.
Маниакальные мысли и планы отвлекли шестого. Признаться, Гриммджо даже и не заметил, как Заэль принялся отступать от него все дальше и дальше, все ближе к дальней двери. В общем, вряд ли бы шестой заметил подвох даже если бы не был так увлечен собственными желаниями и инстинктами, тем не менее, сейчас это его весьма и весьма насторожило. Отследив взгляд ученого, Джагерджак заметил разноцветные клубы дыма, поднимавшиеся над разбитыми склянками, лежащими в луже какой-то непонятной жидкости, смешанной с его собственной багряной кровью, набежавшей из еще открытой раны плеча.
"Черт возьми, твою мать!"
- Что это за хрень, Заэль? Что за чертов дым?! Убери его немедленно, иначе я тебя прикончу, как только я доберусь до тебя!
Гриммджо было заметался и рванулся в сторону ученого, надеясь размозжить октаве башку и самому скрыться за дверью, но до него было слишком далеко. Клубы непонятного вонючего дыма настигнут его ноздри гораздо раньше, нежели он успеет что-то предпринять. Должно быть, уже слишком поздно изменить происходящее. Стоило признать, что не помня себя от гнева, не контролируя свои желания, Гриммджо сам невольно стал добровольным участником эксперимента, которого могло и не состояться вовсе, если бы к нему не привела его собственная импульсивность. Он сам подписал этот договор, который не обещал ему абсолютно ничего взамен. И никак не изменить того, что теперь должно произойти. Невозможно отклонить неизбежное, как нельзя предотвратить неотвратимое. Гриммджо не был фаталистом, его вообще в принципе никогда не заботили высокие материи и мысли о высоком, но сейчас разум судорожно пытался найти выход и не находил его, каждый раз натыкаясь в глухую стену безнадежности любых попыток.
Перед глазами поплыло. Пространство начало искривляться во всех направлениях: потолок стремился поменяться местами с полом, а стены и вовсе пытались наползти друг на друга. Все было как в тумане, абсолютно невозможно было разобрать то, что творится вокруг. Гриммджо принялся бешено моргать глазами, пытаясь сбросить эту пелену и развеять все более сгущающийся туман, но ничего не помогало. С каждой секундой ориентироваться в пространстве становилось все сложнее, пока секста и вовсе не потерял равновесие. Джагерджак грузно упал на пол, попытался подняться, но понял, что не в силах даже пошевелиться. Последним, что услышал шестой, был гадкий торжествующий смех Заэля и хлопок дальней двери, закрывшейся за ученым. Звук был нигде, но одновременно он раздавался отовсюду, с болью ввинчивался в барабанные перепонки и проходил дальше, разрывая болью черепную коробку изнутри. Каждый вдох давался ему с невероятным трудом, воздух с хрипом и свистом вылетал из его глотки, но совершенно отказывался проникать в легкие. В конечном счете он едва мог вдохнуть, а его собственное тело абсолютно отказывалось повиноваться нервным импульсам. Даже глазные яблоки неподвижно застыли на месте. Теперь началась его настоящая борьба за существование, в которой он, скорее всего, уже проиграл.

Отредактировано Hirako Shinji (2017-01-02 02:59:08)