Двадцать девятое сентября - день, когда Рангику подводила итоги прошедшего года - года, который упал в копилку прожитых со звоном редкой монеты к таким же, как и он - и одновременно отличающимся от прочих. Мацумото хранила свои воспоминания лентой бережно повязывая их вокруг хрупких запястий, впитывала кожей и радость, и боль, делая их собственной бронёй, тонким слоем обнимающей кожу. Эта броня была для неё милей шелков пёстрых кимоно, дороже сверкающих драгоценностей и слаще ломтика сушёной хурмы в пору жестокого голода.
В конце концов, воспоминания и то, что они приносили, делали её той, кем она являлась.
В этот день её новоиспечённый капитан в качестве подарка дал ей отгул - раззадоренная Рангику расцеловала его в обе щёки и ураганом унеслась устраивать праздник не только себе, но и продавцам случайных руконгайских магазинов - до обеда она планировала потратить как минимум половину своего лейтенантского жалованья. Преступно ли иногда баловать себя обновкой, когда гардероб итак ломится от количества одежды? Мацумото считала, что если это и преступление, то оно явно относилось к списку тех, которые было полезно совершать время от времени. А уж в такой такой-то день - и подавно!
Опомнилась она, когда время уже подходило к полудню - в руках было несколько бумажных пакетов с одеждой и парочка - со сладостями. Последние она планировала отнести в офис, чтобы разделить праздник с Тоширо и теми, кто наверняка захочет её поздравить - их, по расчётам Мацумото, должно было оказаться больше дюжины, и это несмотря на то, что основные празднования фукутайчо отложила до завтра.
Этот день впервые за долгое время проходил без её капитана - больше трёх месяцев назад реяцу Шибы Ишшина бесследно пропала в Генсее, что заставило совет капитанов во главе с Ямамото-сотайчо записать его в списки погибших за Общество Душ. Расследование его пропажи до сих пор не принесло никаких результатов - капитан просто... исчез. Оставив после себя лишь записку, как делал это всегда; так, словно он ушёл в Генсей на несколько часов и скоро вернётся. Мацумото ждала день, другой, неделю, месяц - не переставала ждать, когда капитаны вызвали её сообщить о предполагаемой гибели Шибы, и, пожалуй, продолжала ждать и по сей день, в красках представляя, какую взбучку она устроит ему при встрече. Капитан жив, она не сомневалась в этом, а ещё, так или иначе, однажды они снова увидятся, и уж тогда ему лучше придумать достойную причину своей затянувшейся командировки!
Среди прочих был лишь один человек, не считавший её надежду беспочвенной - в обход лейтенантской должности он был повышен до звания капитана, хотя юный возраст его едва ли соответствовал этой должности. Рангику была искренне рада за Хитсугаю, и его продвижение по карьерной лестнице нисколько не изменило сути их отношений: Мацумото всё также не упускала случая поддеть его - из её уст даже обращение "Хитсугая-тайчо", нарочно растянутое, казалось шуткой, и, конечно же, она не планировала отказываться от своей привычки лохматить волосы мальчишки каждый раз, когда он начинал хмуриться, а затем со смехом убегать, слушая, как он возмущённо кричит ей что-то вслед. Ей не нужно было оглядываться, чтобы знать: капитан в этот момент выглядит очень мило и обязательно кулачком грозит ей, непутёвой фукутайчо, которая не знает, что такое субординация.
Вот так вот неспешно и - главное - нескучно, тянулись дни в десятом отряде.
А ещё, в этот день Рангику пообещала себе не предаваться печальным мыслям. У них было свойство утягивать случайных жертв в свой тёмный омут и цепко держать за щиколотки тонкими липкими, что паутина, нитями, обхватывать поперёк груди, увлекая на дно. Дашь слабину однажды - никогда не отделаешься. Даже сейчас, наконец завершив мини-празднование на рабочем месте и оставшись наедине с собой посреди поля близ шестьдесят четвёртого района Руконгая, Рангику не думала о плохом. Не кривилась тревожно её улыбка от сомнений и вопросов, не пролегала меж бровями упрямая складочка беспокойства.
Мацумото любовалась желтеющей листвой вяза, под которым она расположилась на покрывале, подложив под голову сложенные ладони, любовалась голубым небом, просвечивающим сквозь прорехи в утратившей пышность кроне векового древа, любовалась воспоминаниями, связанными со здешними местами.
В ту осень, вспомнила Мацумото, этот самый вяз был ещё совсем крохотным, слабым, и зябко дрожал на холодном ветру - листва его опала, и спастись от наступающих холодов бедняге было совсем нечем. Девочка в наспех залатанной выцветшей, как мир вокруг, юкате, лежала на спине прямо посреди пересекающей поле полосы дороги, ожидая, когда смерть - та, что не носит чёрно-белых шикахушо и не обижает слабых, - заберёт её. Последний листок трепетал на тонкой веточке юного деревца - Мацумото отчего-то показалось, что забытье настигнет её именно в тот момент, когда ветер сорвёт этот лист - непривычно зелёный и яркий, цепляющийся за свой мимолётный миг из последних сил, - и понесёт его к другим землям вместе с её душой.
Отчего-то казалось, что там лучше. Чище.
Смерти она в тот день так и не дождалась, зато встретила странного юношу, угостившего её спелой хурмой. Жест, по меркам Руконгая, почти царской щедрости - здесь едой делились только с самыми близкими людьми, здесь прятали глаза и воровали крохи у соседей, вгрызаясь в них зубами, - что угодно, лишь бы выжить, лишь бы урвать себе ещё один день.
С того момента Рангику и перестала быть одинока, а двадцать девятое сентября - день их встречи - стал для Мацумото ещё и днём её новой жизни; днём второго рождения. Мальчик и девочка выросли в гордых шинигами, хрупкий прежде вяз же раскинул свои могучие ветви, тень от которых накрыла часть дороги. Жизнь продолжалась, и Мацумото по-прежнему с любопытством заглядывала за очередной её поворот.
А где-то впереди - Рангику знала это наверняка, - был силуэт Гина: вьюги декабря пытались скрыть его, но женщина умела смотреть сердцем, которое помех не знало. И оттого, вероятно, ей было легко и спокойно, несмотря на то, что Ичимару по-лисьи пытался путать следы. Её тревожило лишь то, что в последнее время метель между ними стала стеной - Гин избегал её, практически сведя всё общение на нет, с того самого момента, когда Мацумото лишилась капитана, или даже раньше - фукутайчо не могла сказать точно.
Листва укрывшего её дерева мягко шелестела - закрой глаза и представь, как шуршит под ногами высокая трава. И где-то там, высоко, посреди раскинувшегося жёлтого облака, по-прежнему зеленел одинокий лист, качался из стороны в сторону, словно передавая отдыхающей внизу женщине привет из прошлой жизни.
И хотя Гин, кажется, забыл об их традиции, Рангику улыбнулась тому самому листку. Она обещала себе в этот день не сдаваться грусти, и обещание это она намерена сдержать.
Когда Мацумото решила так, неожиданно она ощутила его реяцу - гладкую как шёлк и холодную, как змеиная кожа, но такую знакомую и близкую. Мацумото ни единым движением не выдала себя - так и лежала, полуприкрыв глаза от солнечных бликов, прислушиваясь, силясь различить среди шорохов осеннего леса тихие шаги. Когда они приблизились, Рангику перекатилась на бок, и, подперев голову рукой окликнула:
- Опаздываете, Ичимару-тайчо, - голос и лицо её были нарочито-строгими, но васильковые глаза смеялись с нескрываемым лукавством глядя на приближавшийся силуэт. Впрочем, журить его долго Мацумото, так или иначе, не собиралась - через мгновение она прыснула звонким смехом в кулачок, поманив друга ближе к её импровизированному "пикнику".
- Ты всё-таки пришёл, - теперь, когда вуаль притворной строгости была, наконец, сброшена, Рангику могла просто улыбаться своей привычной спокойной и прочной, как земля под ногами, улыбкой, - ну же, чего стоишь?
Она похлопала ладонью рядом с собой, другой рукой почти фокусническим жестом доставая откуда-то из-за спины трофейную бутылочку со спиртным прямо из богатых запасов капитана Шибы, оставшихся ей "в наследство". Обхватив горлышко тонкими пальцами, она потрясла ей в воздухе - словно та была каким-то неведомым диковинным сюрпризом.
- У холодного саке, Гин, есть один существенный недостаток, - с видом бывалого дегустатора произнесла она, - от ожидания оно быстро нагревается на солнце и теряет вкус. - Тонкая рука тем временем неспешно разливала горячительный напиток по пиалам. - Не заставляй саке ждать, пей!
Мацумото протянула ему стопку, выжидающе взглянув в сощуренные глаза Ичимару - ни дать ни взять змейки, выползшей из укрытия, чтоб понежиться в прощальных лучах осеннего солнца.