Ступеньки мелькали под его ногами с удивительной скоростью — кажется, наследник семьи Малфой ни разу в своей жизни ещё так не спешил. Ну, если не считать того небольшого инцидента в Запретном Лесу на первом курсе, но, к счастью, гриффиндорское благородство не позволило очкастой полудурушке распространить о нём грязные слухи. Зацепившись носком дорогого ботинка за очередную ступеньку и едва не расквасив при этом нос, Драко притормозил и выругался сквозь зубы. Как и в тот раз, сейчас — также была виновата Гаррика, эта героиня, гоблин бы её побрал! Вечно лезет нарожон, изображает из себя неведомо что. Нет бы отсидеться за спинами профессоров, как бы на её месте поступил любой нормальный, здравомыслящий человек, но не-е-ет, нужно соваться в самое пекло! Головой вперёд, без предварительного планирования и продуманного пути к отступлению.
«Гриффиндорка», — с привычным для него презрением и львиной долей беспокойство думал Драко, возобновляя свой спринтерский забег в сторону Выручай-комнаты. Он давно не обманывал себя, смирился с одолевающими чувствами — глупыми и неподобающими, но существующими тем не менее. Привитая с детства гордость не позволяла ему принять их так легко, тем более — сдаться на милость своей зазнобе, признавшись той в любви. Она отказала ему однажды, публично! Что мешает ей сделать это снова? Нет, Малфои дважды одну ошибку не совершают — именно поэтому Драко всячески сторонился попыток поставить ему метку на предплечье, поэтому же он и не собирался падать к ногам Девочки-Которая-Может-И-Не-Выжить. Его устраивало обоюдное молчание, приправленное поредевшими с возрастом и ставшими какими-то автоматическими ссорами — всё-таки она говорила с ним, пускай и не в дружелюбном тоне. Это его вполне устраивало — перепалки даже заставляли его кровь кипеть, порой — не в самом невинном смысле. Всё-таки некоторые девушки злясь только хорошеют.
Но смысл забега был совсем не в этом — он честно старался не соваться в постепенно набирающие оборот события, осознавая, что если его увлечёт — можно и с жизнью распрощаться. Драко героем не был — опасность предпочитал обходить десятой дорогой, а голову считал чем-то большим, чем простое украшение. Но в их гостиной поползли слухи — тёмные, нехорошие — о том, что скоро золотой троице придёт конец, а их главе — четырёхглазой святоше — и подавно. Это-то и подтолкнуло эгоистичного по натуре аристократа к решительным действиям. Плевать на грязнокровку и Уизела — они настолько погрязли в собственной шараде, не замечая, как фальшивят, пряча зависть за дружелюбными оскалами, что он до сих пор удивлялся, насколько должно быть плохим зрение, чтобы это пропустить!
Ладно, возможно это в нём говорила зависть, и всё же — Драко не мог позволить умереть своей героине, что бы там некоторые о нём не говорили. Он мог быть трусом и предателем, бесчестной скотиной, но если он отвернётся от неё сейчас — Малфой попросту перестанет быть мужчиной. А это было неприемлемо.
Добравшись, наконец, до заветной двери, раскрасневшийся и запыхавшийся с непривычки, с выбившимися из аккуратной причёски волосами, прилипшими к вспотевшему лбу, он провёл необходимый ритуал — шаг нервный, как же ему сложно не пробежать эти три раза, зная, что внутри она может быть уже мёртвой! Появившуюся дверь слизеринец едва не сорвал с петель, едва успев нацепить на лицо привычную маску презрительной надменности. Шагнув внутрь он, впрочем, оказался не посреди магического боя, как ожидал — тому свидетельствовала крепко сжатая в похолодевшей руке палочка — а скорее в самой гуще последствия оных. Всё, что он мог видеть — пламя, страшное, жаркое. Магическое — он чувствовал это каждой клеточкой собственного тела, предательски замершего перед лицом неминуемой гибели — губы слегка приоткрыты в немом крике ужаса.

Он не совсем понял, что произошло — один момент, всё, что перед его взглядом было — это падающая, словно в замедленной съёмке, объятая пламенем балка. А в следующий он уже летел на пол, совершенно лишённый какой-либо грациозности. Драко опрокинулся, приложившись затылком обо что-то твёрдое — перед глазами даже звёзды засверкали на какое-то время. Боль слегка отрезвила, заставила страх чуть-чуть, но всё же отступить, и призвала себе на помощь сильного союзника — праведный гнев. Зачем он вообще сюда бежал, спрашивается?!
На какое-то мгновение возмущение Малфоя стало настолько сильным, что заглушило абсолютно всё — шум бушующего пламени и крик этой гоблиноской Поттер над самым его ухом. Он зажмурился, стараясь сдержать рвущийся наружу крик — слова о том, насколько незначительной в его глазах была жизнь толстяка Крэбба, о том, почему именно он так отчаянно спешил в эту клятую всеми богами комнату, о том, что гриффиндурка, вместо того, чтобы на него кричать, должна сказать хотя бы банальное «спасибо», хотя бы за то, что он попытался. Чёрт возьми, он никогда не был героем, а тут рванул, как самый последний дурак! И да, быть может, это именно ей пришлось вытаскивать его, спасая от неминуемой гибели, но не намерение ли у этих добряков в красном с золотом считается наиболее важным?
Но нет, о, нет-нет. Малфой не собирался ей признаваться, сдавать себя с потрохами на милость ущербной на голову девчонке — не чистокровной даже, если посмотреть! И в особенности, он не собирался позволять собственным эмоциям управлять своей жизнью — не для этого отец муштровал его с самих младых ногтей, заставляя выработать хотя бы какое-то подобие самоконтроля. Драко может и был далёк от истинной отстранённой элегантности настоящего аристократа, но настолько глупо падать лицом в метафорическую лужу фекалий он уж точно не собирался. Вместо этого, прикусив язык и сжав руки в кулаки настолько сильно, что костяшки побелели, он немного неловко, как будто марионетка, у которой подрезали пару ниточек, поднялся с пола на ноги и устремил полный презрения взгляд в лицо несносной девчонки.
Когда их глаза встретились, его сердце пропустило пару ударов и забралось ему прямиком в горло — подготовленные, готовые сорваться с его языка колкие слова, граничащие с оскорблениями, застряли у него в глотке. Чтож, по крайней мере, она и впрямь была жива — у него кончики пальцев зудели от желания прикоснуться с её коже, проверить на наличие ран — даже самых мелких и незначительных. Но он сдержался, сжав кулаки ещё сильнее, так, что коротко подстриженные ногти больно впились в кожу его ладоней. Малфой шумно сглотнул и резко отвернулся, чувствуя, как кончики его ушей начинают предательски гореть. Нашёл время, спрашивается! Испытав острое желание побиться лбом об стену из-за собственной глупости, он попытался прочистить гордо и зашёлся в надрывном кашле — заполнивший комнату дым не позволял нормально дышать, что и привело одолеваемого гормонами парня в относительное чувство. По крайней мере, влюблённость на время отступила, позволив инстинкту самосохранения вновь взять верх.
— Дура! — откашлявшись, прошипел он — это было весьма впечатляюще, если учесть, что змееустом из них двоих была Гарри. — Ты собираешься использовать свою дурацкую метлу или будешь стоять тут и ждать, пока мы оба заживо не сгорим?
Стоит признать, что если бы не дым — он наверняка бы это прокричал, потому что, серьёзно, более неподходящего места для выяснения отношений она придумать определённо не могла. С другой стороны, Драко было безумно стыдно и за собственную несвоевременную реакцию — вместо того, чтобы спасать собственную жизнь, он просто стоял и пялился на неё, как последний идиот. Гриффиндорская глупость определённо заразна, решил Малфой. Сам он даже не попытался отобрать у девушки метлу — несмотря ни на что, он прекрасно понимал, что управляться с оной она умеет намного лучше него, а если учесть, насколько сильно дрожали его руки от навалившихся разом страха и облегчения, его попытка пилотирования скорее всего закончится их безвременной кончиной.

Полёт для него пошёл, как в тумане — не столько даже из-за вероятного сотрясения его более чем ценного мозга, сколько из-за близости к предмету его воздыханий, а также продолжающего рваться наружу надрывного кашля. При всём своём везении, с одной стороны, и неудаче — с другой, Малфой диву давался тому, что он всё ещё может думать о чём-то настолько глупом в серьёзной ситуации, куда сам себя же затащил — без особой на то причины, если оценивать объективно. Стоило ему оказаться позади мелкой Поттер, верхом на слабеньком Чистомёте, Драко обхватил её талию своими руками и, зажмурившись, совершенно непроизвольно ткнулся лицом в девичьи волосы, мысленно благодаря богов за то, что те отличаются от вьющейся пакли, венчающей голову той всё-обо-всём знающей грязнокровки. Забивающих все дыхательные пути волос ему только до полного счастья не хватало — и без оных от дыма так и тянуло выкашлять собственные лёгкие.
В его крови всё ещё плескался адреналин вперемешку с ужасом от осознания опасности происходящего, так что по сторонам слизеринец старался смотреть как можно меньше — он справедливо оценивал свою несуществующую храбрость, посему знал, что испытывать её, глядя вниз, совершенно не стоит. Драко и без того знал результат — стоило бы ему только приоткрыть хотя бы один глаз, как он наверняка свалился бы с этой дешевой пародии на настоящую летающую метлу, и никакая героиня, навроде Гаррики, от этой участи бы его не спасла.
О том, что в менее экстремальных обстоятельствах и с более широким выбором транспортных средств, он бы, скорее всего, и чихнуть в сторону подобной метлы побрезговал, Малфой старался не думать — не стоит сомневаться в надёжности того, что может как удачно спасти твою жизнь, так её и угробить. Вряд ли он пережил бы падение в бушующее у них под ногами море пламени. Да и проверять он как-то не рвался.
Приземление оказалось не таким уж мягким — стоило ему почувствовать под собой пол коридора, Драко заставил себя разжать руки и, сложившись пополам, попытался привести своё дыхание в норму, жадно хватая ртом чистый воздух и тут же срываясь на очередной приступ кашля. На данный момент, надменный слизеринец начинал всерьёз сомневаться в том, что сможет когда-нибудь в будущем вновь нормально дышать. Более-менее придя в себя, он плюхнулся прямо на пол, чувствуя, как после выветрившегося из крови адреналина, на его плечи мёртвым грузом ложится усталость. Ситуация была далека от идеальной — школа всё ещё кипела стычками двух враждующих лагерей, и он действительно не желал высовывать нос наружу — туда, где воздух звенел от по-настоящему смертельных, боевых заклинаний, где придётся выбирать, наконец, сторону и сражаться за возможность банально окончить свой учебный год.
По крайней мере, здесь он вполне мог притвориться, что все творящиеся с его поколением волшебников ужасы — плод разыгравшегося воображения, а Тёмный Лорд — всего-лишь безобидный боггарт, вылезший из-под кровати.
Драко сделал глубокий вздох и поднял взгляд на говорящую ему что-то гриффиндурку — он совершенно не слушал, по правде говоря, подозревая, что идиотка, скорее всего, решила попытаться его пожалеть. Между блондинистых бровей слизеринца пролегла хмурая морщинка, когда тот уловил упоминание Крэбба — нашла кого оплакивать, наивная женщина! Не он ли совсем недавно почти стал причиной их гибели? Такого дурацкого великодушия истинный наследник рода Малфоев попросту не мог понять.
Отвечать он ей, впрочем, не торопился — на его губах появилась кривая, надменная ухмылка, а во взгляде зажёгся немного нездоровый огонёк, чем-то смахивающий на одержимость Беллатрикс — родственники, как-никак. Кровь водой не разбавишь. Драко резко подался вперёд, с несвойственной для слизеринца уверенностью, можно даже сказать — храбростью положив девушке руку на затылок, почти нежно зарывшись пальцами в её волосы, после чего привлёк её ещё ближе — пока та не опомнилась — и поцеловал.
Так, по крайней мере, она могла занять свой рот чем-нибудь более существенным, нежели изрыгание бесконечного потока нелепицы.

— Дура! — тут же отозвался Малфой, сверкнув на неё лихорадочно блестящими глазами из-под упавшей на глаза, слегка подкоптившейся чёлки. В этот момент он и вовсе не походит на того самого прилизанного наследника одного из чистокровных родов — щёки раскраснелись, кожу кое-где украшали красочные пятна сажи, а и без того растрёпанные от бега волосы в некоторых местах даже виться начали. Сам Драко о своей внешности тогда совершенно не думал, но расскажи ему кто — наверняка плюнул бы в рожу. Потому что Малфои даже переживать смертельные угрозы должны элегантно и с достоинством. О том, во что превратился его отец после заключения в Азкабане, он старался не вспоминать — так же, как и то, что посадила его туда именно сидящая напротив него девчонка.
Нет уж, спасибо, его преданность семье и влюблённость в глупую Девочку-Которая-Выжила и без того пытались перевесить друг друга, последние три года — особенно активно. Экстренная переоценка ценностей ему сейчас была нужна, как собаке пятая нога — всё, что он мог сделать, чтобы испортить свою будущую жизни, он уже сделал, официально перейдя на сторону Поттер. Вряд ли атакующие Хогвартс приспешники Тёмного Лорда об этом знают, но рисковать почём зря Драко не собирался.
Если, конечно, на кону не стояла жизнь этой полоумной. И Малфой действительно очень сильно надеялся, что ничего более необдуманного и опасного ей совершать не нужно. Нет, он понимал, конечно, что скорее всего окажется сильно разочарованным, но не просто же так люди говорят, что «надежда умирает последней»?
Драко одарил Гаррику немножко обозлённым и откровенно уставшим взглядом, не потерявшим, тем не менее, своей остроты — несмотря на всю свою трусость, глупым слизеринца назвать было сложно.
— Ты совсем ничего не поняла, что ли? — как-то нехотя начал он, не блеща желанием признавать свои истинные мотивы. Но если не сказать сейчас, эта гриффиндорка наверняка убежит ещё кого-то выручать, рискуя собственной жизнью, и ищи её потом, свищи, до самого конца осады треклятого замка. Не будь её тут, Малфой давно бы уже использовал припасённый порт-ключ, ещё на каникулах выданный ему матушкой, чтобы скрыться в безопасности какого-нибудь другого магического государства. Англия, очевидно, была чересчур тесна для всех населяющих её волшебников.
— Я бежал туда не ради этого пустоголового кретина Крэбба! — он презрительно фыркнул, словно одна мысль о подобном риске ради кого-то столь незначительного его оскорбляла. — Слизеринцы — это тебе не гриффиндурки, дура. Он сам выбрал сторону, сам же и погиб из-за того, что думать нормально не научился. Фанатичная преданность никогда не была признаком блестящего ума.
Закончив свою небольшую отповедь, Драко отвернулся, не собираясь смотреть ей в глаза, когда она поймёт, из-за кого именно он рисковал своей шкурой — говорить об этом прямо он, впрочем, тоже не собирался. Не в его это было натуре — сдавать себя с потрохами, раскрываться кому бы-то ни было, даже если этот «кто-то» уже, сам того не подозревая, держал в своих руках его маленькое, чёрное сердце.
По крайней мере, оно у Малфоя было, что не скажешь о том же Волдеморте.
Нахмурившись, слизеринец скользнул свободной рукой по пору и накрыл своей ладонью её, более маленькую, крепко сжав, так, словно опасался, что она вот-вот рванёт с места в карьер, а потом и вовсе умудрится где-нибудь без него убиться.

Отредактировано Ayasegawa Yumichika (2016-11-10 14:28:00)

Он вздрогнул от неожиданного контакта — после своей миниатюрной отповеди, Драко совершенно не ожидал, что эта непонятная ему девушка полезет целоваться. С другой стороны, быть может ругательства стали автоматическими не только для него — любая другая на месте Поттер залепила бы ему пощёчину, после поцелуя без спросу, да ещё и такого грубого обращения. Другого слизеринец предложить, увы, не мог — с младых ногтей был выпестован заботиться только о своём благе и благополучии собственного рода. Брак — по расчёту, друзья — только чистокровные, такие же, как и он — ищущие в их небольшом союзе выгоду, однако истинной преданности не испытывающие. Драко никогда не жалел себя — у него было всё, что другие дети только и могли пожелать, однако как правильно выражать свои подлинные эмоции, как ухаживать за тем, кого по-настоящему любишь, научить его попросту забыли.
Малфой перевёл встревоженный, удивлённый взгляд на лохматую гриффиндорку и нахмурился. Он не ожидал, конечно же, даже подумать не мог, что она ответит на его своеобразно выраженные чувства взаимностью — да и сейчас, размышляя о её словах, разве было это ясным ответом? Впрочем, подстать вопросу. Всё ещё не в состоянии долго выдерживать прямой взгляд её глаз, Малфой склонил голову — на глаза попались их всё ещё соединённые руки и, мысленно объявив эту её ладонь своей собственностью, он переплёл их пальцы вместе, ещё теснее, так, что теперь точно самовольно из его хватки не вырвется — на грани подсознания всё ещё витал страх того, что она подскочит и убежит.
Вершить геройства. В принципе, Драко понимал, что эта его эскапада, скорее всего, не заставить Гарри свернуть с её пути — этой чертой в девушке он тоже восхищался, где-то очень глубоко в душе, где ещё жил мальчишка, верящий в рождественских духов и подарки за послушание. Он молчал, впрочем, тщательно взвешивая все представшие перед ним варианты — вполне возможно было отпустить её, здесь и сейчас, а самому найти какой-нибудь укромный уголок и переждать весь творившийся за стенами Хогвартса ужас. Кто он такой, чтобы сражаться со взрослыми, опытными волшебниками, не чурающимися запретного колдовства? С него хватило вида умирающего на его глазах директора — и ведь он сам не смог это сделать, даже когда на кону стояли жизни его родителей. Очевидно, сражения были не для него.
С другой стороны, пальцы Драко словно одеревенели и отказывались его слушать. Страх был повсюду — он боялся за свою жизнь, за жизнь своей матери, в какой-то степени — и за отца тоже, но каким-то странным, неведомым образом в этот узкий, неразрывный круг затесалась и чумазая гриффиндорка — за её жизнь, в данный, конкретный момент он боялся ещё больше. Потому что знал, что опасность ей грозит несравнимая.
Собрав оставшуюся у себя волю в кулак, Малфой медленно, опираясь свободной рукой о стену, поднялся с пола и огляделся — чудо, что на них ещё никто не набрёл. Впрочем, у других и своих проблем сейчас хватало — даже находясь так высоко, в стенах старого замка, ему чудилось, что он слышит выкрики боевых заклинаний.
— Нам нужно идти, — глухо пробормотал Драко, кинув на свою спутницу не читаемый взгляд исподлобья. Было в нём что-то злое — не на Гаррику, и даже не на атакующих Хогвартс Пожирателей. На себя, на собственную глупость. На то, скольким он, казалось, готов был пожертвовать ради одной-единственной девчушки.
— Ты же не просто так сюда сунулась? Рассказывай, что ещё осталось сделать. Не могу же я оставить такую клушу в одиночестве, — с усмешкой закончил он.