Сейчас уже и не вспомнить, не найти в памяти, хранящей с энциклопедической точностью: даты, время, заклинания и прочие тонкости ведения руководящей должности, ту информацию, что затерялась где-то меж пыльных страниц архивов. Кто и когда придумал символичное значение для отрядов? Почему цветы? Возможно этот кто-то видел в шинигами не только как солдат, но и осознавал, что во всей их силе, они хрупкие создания. Стоит лишь найти уязвимое место и даже сильнейший преклонит колени.
Отряды это в первую очередь люди, которые неповторимы и особенны, и как цветы, имеющие свой, ни с чем не сравнимый аромат, так и отряды сохраняют вот уже многие столетия свою индивидуальность.
Первый отряд всегда выделялся своей строгостью. Каждый раз принося документы в главный штаб, хотелось, как можно скорее вернуться обратно. Во втором бывать не доводилось – особых причин наведываться в отряд особого назначения не находилось. В родном третьем правило отчаяние. С уходом капитана оно стало ещё более тяжёлым, накрыв весь отряд тёмным куполом, отрезая его от всего мира, погружая в холодную решимость без проблеска надежды. В четвёртом Кире так же довелось служить. Запах лекарств и приторная стерильность до сих пор щиплет нос при одном лишь упоминании. Пятый, словно истинное отражение своего цветка. Подснежник - нежный и трепетный, но бесстрашный, не убоявшись появиться ранней весной, когда покров снежный не сошёл ещё с поверхности земли. Он очень подходит его старшим офицерам… подходил, пока их собственный капитан не сорвал этот цветок с корнем.
Про остальные можно тоже долго рассказывать. Подобрать для каждого слова, положительные - отрицательные. Найти аналогию, красивый эпитет. Но при всё уважении, двенадцатый отряд никогда не нравился Кире. Было в нем что-то отталкивающее. Возможно, всё дело было в его капитане, а возможно в том, что здесь было до неприличия много модифицированных шинигами. Лейтенант, и та была искусственно созданной. Одна сплошная лаборатория от начала до конца. И чем скажите на милость он лучше Айзена? Да ещё и одобрение получено не только от Ямамото сотайчо, но и от Совета 46. Как показывает практика, двойные стандарты присущи не только людям.
Наверное, всё же стоит быть благодарным. Оказаться в мире, наполненном множеством вещей превосходящими всякое воображение, ещё и с возможность читать мысли, то это было бы довольно удручающим обстоятельством. Быть застигнутым за подобными, можно даже сказать кощунственными мыслями, да ещё находясь на территории лаборатории! Пустят на опыты как котёнка и поминай как звали.
Собственно, поводом для прихода сюда послужила адская бабочка. Эта чернокрылая красавица принесла на своих крыльях миссию от которой трудно было отказаться. Ничего сложного по сути. Спуститься в генсей. Охранять недавнего вторженца. Оставалось лишь захватить новенький гигай в НИИ и встретить товарищей с которыми предстоит работать. И он их встретил.
Если бы вдруг, Киру бы заставили сменить отряд, и выбор был лишь из одиннадцатого и двенадцатого, он бы просто встал, развернулся и потерялся бы где-нибудь на задворках этого мира. При наличие всего двух представителей одиннадцатого, шуму было как от всего взвода целиком. Хотя в эпицентре событий участвовал лишь Иккаку и учёные из института. В чем проблема Кира даже не стал вникать, стараясь вообще, как можно меньше привлекать внимание, лишь бросая сочувственные взгляды на Аясегаву. В итоге, Иккаку повязали и увели в неизвестном направлении. Стало тише. Много тише. И голова, нещадно трещавшая после очередной бессонной ночи, перестала это делать так тщательно.
Остался только Юмичика, сам Кира и пара гигаев на руках. В какой-то степени, лейтенант был рад, что из всего отряда рядом с ним оказался именно он. Считая его единственным из всей их братии – нормальным. Не диким, не крикливым, способный думать головой, а не только мускулами. Хотя и не был уверен наверняка. Но на всем пути до школы, где чаще всего проводил время Куросаки Ичиго, оба ни проронили ни слова, если не считать чопорного приветствия, и краткого обсуждения миссии в самом начале. Молчание для Изуру не было в тягость. Скорее приятным бонусом. В безмолвии, котором можно было спокойно сосредоточиться и обдумать предстоящее задание.
Взгляд скользнул по стене с длинной чёрной доской, чью черноту старательно пыталось осветить своими последними лучами, солнце. Класс медленно погружался в вечерний полумрак. Одно взгляда на школу со стороны хватило понять, что ей далеко было до масштабности академии шинигами. Простенькое сооружение для обучение молодого поколения, никаких изысков. И сейчас оно было безлюдно. Сколько Изуру не оказывался в мире людей, но никогда не понимал современной архитектуры, которая была безлика и напоминала картонные коробки, которые люди лишь по недоразумению назвали жилищем.
— Похоже, здесь уже никого нет, мы можем найти его адрес в школьных записях и... – обращённая к нему фраза повисла в воздухе. Чужая реацу дохнула холодом по телу, заставляя в миг собраться и перевести взгляд на улицу, как раз в тот момент, когда Аясегава сиганул в открытое окно на неизвестного. Тут то Кире пришлось осознавать, как далёк он был в своих мыслях относительно этого парня. Он тоже почувствовал чужую духовную силу. Но прыгать сломя голову?!
- Что за чёрт! Пос…той!
Выпалил в сердцах подрываясь к оконному проёму. Офицер уже был напротив незнакомой Кире девчонки. Внезапно захотелось вырвать перья этому павлину и засунуть их ему… Тц. Одиннадцатый - этим всё сказано. Ни оставалось ничего другого как прыгать следом за ним, мягко опускаясь на землю на согнутых ногах и медленно выпрямляясь во весь рост.

С губ Юмичики не сходила лёгкая, немного насмешливая улыбка — типичная для него, если узнать офицера немного лучше. Другое дело, что до недавнего времени в Сэйретее было до того тихо, что, встретившись в бою с лейтенантом Хисаги, он удивился, как ещё не разучился верно держать свой занпакто — на долю Аясэгавы, не столь повернутого на боях и сильных соперниках, редко выпадали серьёзные сражения, в которых он мог нормально протестировать свой потенциал. Шикай всё ещё оставался его страшной тайной, посему он не мог себе позволить выкладываться на полную  в тренировочных спаррингах против товарищей по отряду. Впрочем, Юмичика утешал себя мыслью о том, что даже без применения кидо (ещё одна, но уже не столь тщательно охраняемая тайна), полагаясь только на свои физические способности, он с лёгкостью мог победить любого, вздумавшего занять четвёртое место в их отряде. Он может и уделял весьма пристальное внимание красоте кандзи, однако оказаться в подчинении у слабака ему не позволила бы присущая каждому из его близких друзей гордость.
Не говоря уж о том, какую взбучку после такого финта ушами ему устроит Иккаку.
Аясэгава улыбнулся ещё шире, когда мысль о привычном партнёре по вылазкам закралась в его голову. У него не было никаких сомнений, что тот устроит грандиозный скандал, когда узнает об упущенной возможности сразиться с кем-то столь же сильным, как эта непонятная девушка — кем бы она ни была. Юмичика, с другой стороны, лезть в драку совершенно не торопился. Приземлившись в паре метров от обладательницы огромной рейацу, он выпрямился и даже руки на груди скрестил, прекрасно осознавая, что в такой позе может потратить лишнее мгновение, чтобы достать меч, если дело дойдёт до драки. Но наставлять оружие на с первого взгляда более чем безобидную, молодую представительницу противоположного пола казалось ему жутко некрасивым — даже ладонь на рукояти с его стороны показалась бы проявлением неуважения, а хамить девушкам, если те не Рангику и не заставляют его платить за их выпивку, Юмичика не привык.
— Я отчего-то сомневаюсь, что Ичиго оценит Ваше желание его приобрести, — не став ходить вокруг да около, заявил пятый офицер. Он отдал должное попытке девушки сыграть в дурочку и, возможно, с каким-нибудь дуболомом этот номер и прокатил бы, но для него было более чем ясно, зачем именно в эту школу может заявиться кто-то столь сильный. Самого Куросаки тоже окружали неординарные люди, но на его фоне, мягко говоря, не так выделялись.
Улыбка Юмичики стала слегка снисходительной, демонстрируя миру его заносчивую, чересчур самоуверенную сторону — большинство коллег-синигами видело его именно таким, а он, в свою очередь, не спешил их разочаровывать. Взгляд, впрочем, оставался таким же твёрдым и цепким, настороженным — признаком того, что, несмотря на внешнюю реакцию, на деле он девушку совсем не недооценивал.
— Раз уж мы все собрались здесь в этот поздний час, не солоно хлебавши, почему бы нам, по крайней мере, не познакомиться? Моё имя — Аясэгава Юмичика, я занимаю пост пятого офицера одиннадцатого отряда Готэя 13, — отвесив глубокий поклон, за версту отдающий театральностью и клоунадой, он выпрямился и махнул рукой в сторону сопровождавшего его лейтенанта с таким видом, будто тот не заслуживает и капли внимания со стороны их обворожительного оппонента. — А вон то скопление миазм и депрессии — это Кира Изуру. Можете не пытаться запомнить его невыразительное лицо.
Юмичика перевёл взгляд на Киру и подмигнул, надеясь, что тот поймёт его план — вряд ли девчонка расколется просто так, если они начнут закидывать её вопросами прямо в лоб. С другой стороны, такими вот обходными путями они вполне могут добыть хоть какую-нибудь стоящую информацию — если, конечно, их предполагаемая «жертва» не окажется хитрее.
Чтож, по крайней мере, она не попыталась сбежать при первом намёке их присутствия в школе, как он опасался — в погонях роль догоняющего всегда казалась ему не слишком элегантной, чтобы её исполнять.

Многоликость. Обманчивость. Лживость.
Можно ли когда-то было предположить, что эти слова станут синонимами слову «Готей»? Такому величественному, сильному, непоколебимому. Такому насквозь пропитанному ложью.
Готей — это всего лишь старая рана, которая, казалось бы, давно уже затянулась, оставив лишь белесый шрам на их телах, да толику воспоминаний. Маленькую такую горстку чего-то тёпло-приятного, родного и любимого. Кто бы знал, что Готей отберёт у неё даже эти жалкие крохи: заставит затолкать счастливые воспоминания куда-то в самые уголки подсознания, доставая и лелея их лишь изредка — украдкой и воровато, будто бы совершая преступление — пряча как самое редчайшее сокровище. Воспоминания — это дар и проклятие.
Если бы у Маширо был выбор — один единственный и столь незначительный — то она сдалась бы и предпочла забыть. Сжечь, рассечь и уничтожить все эти воспоминания. Не оставив и следа. Даже если бы это заставило и её саму исчезнуть, оставив после себя одну пустоту и ни намёка на её присутствие в чужих жизнях. Какая разница, если все они умерли ещё тогда?
Оказывается, даже из давно забытых ран иногда сочится кровь. Кто бы мог подумать, что вспоминать будет так больно.
Иногда Маширо воображала себе, будто последние сто лет ей просто приснились. Очередная навязчивая фантазия, о которой она утром непременно расскажет Кенсею и скинет с себя это глупое ночное наваждение. Кенсей, конечно же, обзовёт её дурочкой. И правда же, надо быть совершенной дурочкой, чтобы такое себе напридумывать.
Предательство со стороны того, за что готова была отдать жизнь — это более чем походит на страшный сон.
Даже самые страшные сны заканчиваются пробуждением. Они кончаются бурчанием Кенсея, подколками Шинджи, фырчанием Лава, короткими комментариями Лизы, криками Хиори, добрыми словами Хачи, пафосными выводами Роуза. Страшные сны сменяются красочными буднями, которые ей дарил каждый из них.
Маширо боится, что от кошмара ей не очнуться.
Лимит был исчерпан и больше никто ей не поможет.

— Да не И-чи-го, — по слогам произносит Куна, нарочито растягивая гласные, - а клуб-ни-ка, глупенький, я же про клубнику!
Игра слов — это лишь попытка прощупать и понять, чем же ей на самом деле может грозить эта не совсем приятная встреча. Маширо лишь отвлечённо мажет взглядом по обманчиво расслабленному шинигами, но всё тут же подмечает. Возможно, есть ещё шанс выкрутиться без кровопролития. Оба они по силе не превосходят уровень лейтенанта, это понять не сложно.
Если говорить откровенно, то Маширо никогда не боялась сражаться даже с противниками сильнее её самой, а совсем даже наоборот: но она ведь не была дурочкой, которой частенько беззастенчиво прикидывалась.
Драка грозит неприятностями. Но не ранениями, нет, а кое-чем похуже — нудениями и шпыняниями со стороны Кенсея, Шинджи или, упаси Бог, Хиори. Вот она главная проблема, которую стоит решить прямо сейчас.
«Что я им скажу, если они узнают? Ну почему это всегда происходит именно со мной? Я же ничего плохого сегодня не сделала и даже не разозлила Кенсея! Я же просто гуляла, так почему-у-у».
Маширо протяжно выдохнула и, подбоченившись, прикрыла на секунду глаза, задумчиво постучав пальцем по лбу. По всему видать, выходило, что она здесь скорее не героиня, а жертва. Оставалось лишь понять, окончательно ли Готей потерял совесть и станет портить ей жизнь в очередной раз, или они всё же могут повременить с этими дурацкими формальностями. Формальности означают, вероятно, что её надо будет хорошенько отделать и потащить в Сейрейтей в срочном порядке, без суда и следствия. Ну уж дудки, на это она не согласна. Встречаться со старыми знакомыми не входило в ближайшие планы Маширо, ещё лет эдак сто. Можно и больше.
— Ух, у вас такие хорошие имена! — совершенно искренне и без задней мысли отзывается Куна, всё ещё подбоченившись, и слегка раскачиваясь взад-вперёд. — Но мне почему-то показалось, что ты тянешь чуть повыше, чем на пятого офицера, Аясегава-са-а-ан. Если ты соврал мне, то это очень грубо с твоей стороны, знаешь ли.
Взгляд цепляется за лейтенантский шеврон на чужом плече. Пятый офицер и лейтенант. Проблемка. Большая. Маширо даже на некоторое время совершенно забывает о том, что она, вроде как, безоружна и это может сыграть ей на руку. Настолько она увлеклась разглядыванием шинигами, что позабыла обо всём.
— Не часто встретишь таких интересных, но не похожих друг на друга людей. О, так вы друзья? — вполне искренне обрадовалась Куна, — я сразу это поняла, знаете?
«Такие забавные, ну просто прелесть! Они совершенно точно друзья, прямо как мы с Кенсеем». Маширо едва подавила умилённую улыбку, так и норовящую скользнуть по губам. Кто бы мог подумать, что за последние сто лет отношения между членами разных отрядов так и не поменялись.
Если хорошенько подумать, то хотя структура и считалась единой, но на деле всегда выходило, что каждый шинигами был практически сам за себя. Практически, ага. Если не вдаваться в скучные подробности о дружбе, любви и привязанности. Но это же такие мелочи!
На самом деле, это было даже грустно немного, ведь и она сама была точно такой же. Не только в те давние времена — когда маятник ещё не качнулся и колесо Сансары не дало оборот — а даже сейчас. Сейчас для неё существовали только вайзарды. Ни для какого Готея не осталось больше места в её сердце.
«Или не друзья»,  — внезапно подумалось ей, когда тот самый шинигами, которого нарекли «мрачным» и «невыразительным», поспешил с ответной репликой. «Так друзья они или не друзья? Я совершенно запуталась и больше ничего не понимаю.»
— Ох, — всё же спохватилась Куна, всплеснув руками. — Будет вам ругаться, я же тоже должна представиться! Маширо. Маширо Куна, вайза… Упс, чуть не проговорилась.
Маширо изобразила глупую улыбку и прикусила язык. Договори она одно единственное слово — хотя оно, конечно же, ничего не значило для этих двоих — и контрольный выстрел в голову. Домой бы её точно не пустили. А ведь на ужин Кенсей обещал карри и какой-то вкусный десерт…
— Ну, было приятно познакомиться, — Куна дружелюбно улыбнулась и помахала ладонью, делая пару лёгких шагов назад, всё ещё поглядывая на двух шинигами. — К сожалению, мне всё же пора уходить. А то сериал ещё пропущу, будет совсем нехорошо.
Проходит одно лишь мгновение, как Куна лёгким прыжком взмывает в воздух, и вот её уже и след простыл. Может, это было и не слишком героически — убегать от назревающей драки — зато она всё ещё была в состоянии спасти себя от часовой промывки мозгов и глупых нравоучений. Ах, да, и от драки, конечно же. Уж в чём в чём, а в своей скорости и умении быстро сбегать, Маширо никогда не сомневалась. Не зря же она все эти сто лет оттачивала свои навыки в шунпо до автоматизма.
А погеройствовать можно и в другой раз. С настоящими противниками.

Отредактировано Kuna Mashiro (2016-11-04 04:08:10)

Горсть брошенных слов, словно ворох прошлогодних листьев отзвучали тихим шорохом и опустились под ноги, но и этой малости хватило чтобы на глазах начал меняться в лице твой коллега и напарник. Всего лишь слова. Вслух произнесенный сухой факт, энциклопедическая истина и вот, против тебя готов ополчится тот, кто должен защищать твою спину. Мы это проходили. Не трогает. Да и чувствовать свою вину, за то, что кто-то не знает элементарных правил - глупо. Хотя было в какой-то степени интересно что именно вызвало такую бурю эмоций у Аясегавы? Намек на правила приличия или то, что ему придется подчиняться совершенно незнакомому лейтенанту? Ни для кого не секрет, что для одиннадцатого сила это больное место. Какой-то бич всего отряда, особенно с того момента, как капитаном стал Зараки. Кажется красная тряпка на быка не действует так яро, как на них желание показать собственное превосходство в битвах. Но, не знать того, что у любого первокурсника из академии от зубов отлетает: даже, если его поднять посреди ночи, даже, будучи невменяемым после бурных выходных - дико и странно. Практически неприемлемо. Разногласия, какие бы они ни были, это не то с чего стоит начинать какое-либо дело. Как бы там ни было, если этот шинигами начнет путаться под ногами, с этим придется что-то делать. Ведь, если офицер не будет слушать старшего по званию, то вся миссия может считаться заведомо проваленной, Ко всему прочему, это ведь это не Аясегаве держать ответ перед сотайчо, если вдруг что-то пойдет не так.
Но, ответить колкостью, которая готова была сорваться с языка Юмичики, который уже, и воздуха в легкие набрал, и губы приоткрыл, дабы озвучить поток всенепременно какой-то гадости, а то, чего бы он так старался создавать на своем лице столь богатый эмоциональный диапазон, прервал третий участник, девушка.
Попытка сбежать - похвальна. Возможно, будь лейтенант на ее месте, тоже постарался бы воспользоваться стратегическим отступлением против численного преимущества противника. Как бы Изуру не хотелось избежать битвы, но похоже, эта леди не оставляла иного выбора, как показать ей силу Готей-13. Не стоило ей оговариваться. Пусть и недосказанное, но слово, цепануло слух, заставляя подобраться, как перед прыжком. Намеки - недосказанность хуже молчания. Возможно незнакомка обладала данными, которые могут помочь в грядущей битве? Чем бы это ни было, но отпускать ее нелья.
Уйдя в мгновенный шаг, буквально мгновением позже, чем исчез Юмичика, он оказался перед зеленоволосой девушкой в тот миг, когда напарник кинул хакудо ей под ноги, таким образом окружая её с двух сторон.
- Боюсь, мы не можем позволить вам уйти так просто. - проговорил довольно холодным голосом, обычно тем, которым он обращается к своим солдатам. Военная выправка, четкий голос, давно стали неизменным спутником молодого мужчины. Лишь по началу, когда он только-только заступил на службу, он жутко трусил выходя на плац и отдавал приказы чуть ли не срывающимся голосом, перед мужиками в два три раза его выше и шире. Пришлось ломаться, наступать себе и страху на горло, дабы не опозорить своего капитана и заставить его гордиться собственным выбором.
- Я уверен, что вас не удержать таким простеньким заклинанием, но был бы очень признателен, если вы уделите нам еще немного вашего драгоценного времени... и ответите на несколько наших вопросов. - Продолжил лейтенант третьего отряда, сжимая и разжимая рефлекторно пальцы, разминая суставы, готовясь в любой момент накинуть кидо посильнее. Использовать зампакто против безоружного было немыслимо, тем более прямого приказа убивать пока не поступало, а получить информацию и передать ее в высшие эшелоны власти, резон есть. - Я премного извиняюсь, что приходиться обращаться не по имени, поэтому я попросил бы вас представиться, для начала. А так же ответить на первый вопрос. Кто вы?
Взгляд голубых стал острее и требовательнее, ясно давая понять, что мужчина не шутит. Если понадобиться покалечить или убить, пусть и с виду беззащитного, но врага - он это сделает. Бить в спину? Использовать “грязные” приемы? На войне все средства хороши.

Отредактировано Kira Izuru (2016-11-08 00:35:01)

Когда жизнь делает неожиданный поворот и подкидывает на бедную и уже почти седую голову неприятностей, просто необходимо извлечь из этого самое настоящее море выгоды и удовольствия. Конечно моря может не получиться, да и новоприобретенные проблемы могут оказаться не какой-то там мелочью, а самыми настоящими и тяжелыми кирпичами, но и с этими кирпичами можно сыграть во вполне веселую, местами даже прозаичную игру. "Догони меня кирпич" называется. Шинджи играл в эту игру лучше всех, соблюдая простые, как удар по голове палкой, правила. Они самые заключались в том, чтобы бегать от неприятностей до тех пор, пока те не соберутся в большой и тучный ком и не зарядят со всей дури по заднице или по каким-либо другим приятным и нежным местам. По голове, например.
Как только от шляпника стало известно что появился какой-то рыжий мальчишка-шинигами с маской пустого, который всенепременно и обязательно нужен им всем, а вайзардам так и вообще в первую очередь, Хирако сразу же попытался отмазаться. Ну нахрена он ему нужен, спрашивается? Тренироваться они прекрасно могли и в своем узком дружеском кругу, от которого столь часто прилетало так, что будь здоров, а делать из непонятно кого члена своей шайки не очень-то и хотелось. С другой стороны, кто это сделает, если не они? Шинджи был не дурак, хотя порой старался в этого самого дурака сыграть, и он прекрасно понимал, что если у этого Куросаки проявились столь тревожные симптомы, то сам он от этого не избавится, да и вообще уже теперь не избавится. Просто в один прекрасный день, потеряв последние зачатки рассудка - а бывший капитан в первый школьный день понял, что этих самых зачатков маловато будет - рыжий мальчонка выкосит всех, кто неудачно попадется ему под руку. Без всякой там дифференцировки, просто потому что хочется. Да и как его знать, вдруг он пригодится им всем? В конце концов, не каждый день вчерашний человек так ловко и резво раскидывает лейтенантов и капитанов Готея, да еще и достигает банкая в такой кратчайший срок. Конечно, можно допустить, что за последние сто лет в Готее вообще все дружно потеряли голову и разучились держать в руках занпакто, да и просто охренели в край от бездействия, лени и кучи чокнутых и никому ненужных бумажек, но верилось в это с очень большим трудом. Значит, этот самый Ичиго силен. Да и как-то совсем некстати дорогой бывший лейтенант вытворил очередную дичь.
В общем, в один прекрасный летний день Хирако несказанно повезло. Все неприятности, от которых он бегал, разом разбудили его и голосом Хиори Саругаки заявили, что он просто обязан поднять свою тощую задницу и всенепременно притащить к ним "этого хваленого рыжего ублюдка, чтобы посмотреть на что он вообще способен". Хотелось ныть и отпираться, однако мощный удар желтым тапком промеж его глаз просто на корню убивал все аргументы к чертовой матери. Короче говоря, спорить расхотелось от красивого слова "совсем". Пришлось в сжатые сроки придумать дурацкий план со школой и мирными переговорами, главная роль в котором отводилась ему самому. Ну а что, сам придумал, сам исполнил - полное самообслуживание. Никакой тебе демократии в виде голосования на тему того, кто будет все это расхлебывать, хотя и без блиц-опроса было понятно, что кроме него больше просто некому. Кенсей или Хиори просто прикончат его или притащат силой, Лав, Роуз или Хачи вообще никак не подходили на роль школьников, а Маширо обязательно забудет первоначальную свою цель и будет удивленно глазеть по сторонам, думая о чем-то своем, вполне себе веселом и непринужденном. Иного выхода просто не было, а через неделю после задуманного, бывший капитан стал вполне себе полноправным школьником Каракуры.
До этого дня Хирако был целиком и полностью убежден, что в этой жизни надо попробовать все, а если и не все, то определенно хотя бы большую часть, однако в школе ему совсем не понравилось. Конечно, были и приятные моменты, например, девчонки в чулках и коротких юбках, на которых хотелось глазеть, но даже по его скромному мнению, которое никто не хотел спрашивать, контрольная в первый же день после летних каникул была перебором, причем большим. В этом чертовом людском мире, оказывается, математика, казалось, была важнее приемов выживания, хотя ее нудные и скучные законы было так легко опровергнуть. Несмотря на эту жуткую скукотищу, выдавать себя в первый же день ему не очень-то и хотелось, поэтому пришлось собирать себя в кучу и решать идиотские примеры, рассчитывая дурацкие логарифмы и интегралы, которые определенно придумал и ввел в обыденную жизнь какой-то богом обиженный идиот, иначе и сказать нельзя. Шинджи жутко устал, голова кипела, а мозг чувствовал себя грешником, которому до конца жизни совершенно необходимо вариться в чане с кипящим маслом. Поэтому, когда прозвенел последний звонок, вайзард пулей выскочил из кабинета, не забыв на прощание нежно обнять Орихиме. Несмотря на вечер, солнце нещадно припекало, и уже на полпути домой бывший капитан внезапно вспомнил о том, что забыл за партой свою кепку. Конечно, можно было легко ее оставить там пылиться до завтра - кому она в конце концов вообще нужна, кроме него - но Хирако не искал легких путей и, недовольно ворча себе под нос про контрольные и идиотские оценки, поперся обратно, попутно сбрасывая телефонные звонки Хиори.
Вернувшись, Шинджи сразу обнаружил свою пропажу, однако заметил и кое-что еще. В школе ощущалась чужая духовная энергия, определенно принадлежащая шинигами. Нельзя сказать, что это прям так уж его напрягло, хотя и немало удивило, однако показываться не хотелось совсем. Радовало, что он прекрасно умел скрывать свою силу и его, скорее всего не обнаружат. В общем-то, так оно и получилось, посланцы Общества Душ даже и не заметили его, однако почувствовали кого-то иного. Может, мгновением раньше, чем почувствовал он сам, да и то только потому, что отвлекся.
Хирако всегда думал, что его сложно чем-то удивить в принципе, в виду его удивительно бурной жизни, полной различных психоделических красок, однако каким-то чудным образом Маширо всегда удавалось это сделать. Вайзард порой искренне думал, что у его подруги явно какой-то мотор в заднице, генерирующий энергию и просто шедеврально идиотские идеи одну за другой. Иначе и быть просто не могло, да и как еще найти объяснение всему тому, что она порой вытворяла? Конечно, Шинджи ее даже по-своему любил. В конце концов, Куна всегда умела поднять настроение, умела его испортить, могла вывести даже самого спокойного из них из себя, обладала поистине прекрасным свойством вляпываться во все, что ее не касалось, могла возникать в самый неподходящий момент из воздуха, чтобы сморозить очередную глупость с непомерно серьезным видом, да что там, она могла вообще все. Без нее жизнь вайзардов определенно была бы скучной и однообразной, но сегодня Куна превзошла саму себя, иначе как объяснить то, что она так "внезапно" здесь оказалось? Черт возьми, говорили же ей сидеть тихо и не мутить воду, но это же Маширо! И как Шинджи так просто поверил ее обещанию никуда не ходить и ничего не смотреть, если он сам ей запретил сюда соваться? Так вот, правило первое: никогда ничего не запрещать Маширо или она сделает все наоборот. Так оно и вышло.
Высунув свою рожу из окна, Хирако молча наблюдал за тем, как двое шинигами - судя по уровню реацу оба были не старше лейтенанта - пытались выяснить кто она такая и что тут забыла. Вмешиваться не хотелось вообще, поэтому вайзард стоял и смотрел чем все кончится в конечном итоге. Когда Куна попыталась сбежать, у него аж от сердца отлегло, все-таки дурой Маширо не была никогда. Конечно, на его взгляд, она была сильнее этих двух и с легкостью бы справилась с ними в одиночку, однако хоть Общество Душ и было для них всех врагами, раскрывать себя и уж тем более сражаться с шинигами сейчас в его скромные планы не входило никоим образом. Вот только планы окружающих странным образом редко совпадали с его собственными, поэтому засланцы даже и не думали отпускать от себя незнакомку. Простое связывающее бакудо - вообще ни разу не преграда для Куны - и вот уже атмосфера начинает накаляться. Проходит пару мгновений, как Маширо надевает на себя маску и готовится к неминуемому сражению.
"Вот дура, даже занпакто с собой не взяла".
Конечно, Хирако прекрасно знал, что сражаться с помощью меча девушка не то, чтобы не любит - ей это слишком просто и неинтересно, но каким боком может навредить дополнительное оружие, да и как знать, каким может оказаться противник. Это ладно, что сейчас перед ней всего лишь двое шинигами, один из которых абсолютно точно лейтенант, а второй, хоть и мутная лошадка, но до уровня капитана не дотягивает, а если бы это был отряд посильнее?
В общем, Шинджи искренне считал, что убивать этих двоих - идея крайне хреновая. Ну не в том они положении, чтобы сейчас сражаться с Обществом Душ, совсем не в том. Не очень-то и хотелось, чтобы ищейки вновь стали прошаривать всю Каракуру в поисках, когда только вот все успокоилось. Смотреть на это дальше было не то что уже нельзя, но и грозило нехилыми такими последствиями, поэтому Хирако не придумал ничего лучше, чем вмешаться и сдержать пыл воинствующей подруги. Вайзард выпрыгнул из окна, мягко опустился на траву, а уже через секунду стоял перед Маширо, загораживая Куну своей тощей спиной.
- Яре-яре, двое на одного, да еще и на девушку? Забавно. В Готее совсем уже позабыли о каких-либо манерах за последние сто лет?
Шинджи широко улыбается гостям из Общества Душ, а затем поворачивается к Маширо, смотря на нее, как на идиотку. Во взгляде явно читается, что одной воспитательной беседой с ним она точно не отделается, непременно придется держать ответ перед Кенсеем. Но это будет потом, когда они свалят отсюда, а они непременно свалят, потому что Шинджи не собирается с ними драться - слишком глупо и просто.

Отредактировано Hirako Shinji (2016-11-13 17:35:40)

Они все вечно заняты тем, что грызутся за право быть первыми, а Маширо развлекается складывая оригами.
Тысячи журавлей, выплывающие из-под её тонких пальцев, не делают ей чести: в конце концов, какая им всем разница, когда на кону стоит судьба мира и вселенского, может быть, счастья?
Говорят, что если сложить тысячу бумажных журавликов и выпустить их на волю — случится второе пришествие, сделается Конец Света, а потом Вселенная переродится заново. Так говорит сама Маширо, объясняя своё занятие любопытным вайзардам, для которых оригами и Куна — это вещи, которые обитают на разных полюсах, если даже не в разных мирах.
Если быть честной, то не нужен ей ни всеобщий конец, ни мирское счастье, ни даже эти журавли, которые всё же не очень хотят улетать из тепла её рук.
«Зачем» — это не тот вопрос, на который легко ответить. Ей не нужны какие-либо причины или же дополнительные мотивы. «Просто» — это то, как она живёт и чувствует.
Куна молча пожимает плечами, заканчивая сгибать крыло семисотого журавлика, поднимает голову, тепло улыбается и бросает журавля в потолок. Он приземляется где-то у пыльного ящика, а Маширо принимается за нового вестника перемен.
Конец — это не желание, а данность.

У Маширо не самая плохая семья, из всех возможных. У неё вообще могло и не быть семьи: ни хорошей, ни плохой — никакой. Некоторые говорят, что без связей всегда как-то проще, но она с этим в корне не согласна.
С другой стороны, Маширо — не самый плохой вариант члена семьи, для каждого из них. Так ей, во всяком случае, казалось. И у их лидера — Шинджи — не самая плохая жизнь, даже без оглядки на то, что каждый из вайзардов — один сплошной ком проблем и дополнительных нервов. Не плохая жизнь и у Маширо, без оглядки на то, что она всегда создавала больше всего проблем, при этом частенько даже и не делая чего-то сверх того, что делали все остальные. Просто складывалось всё всегда не в лучшую сторону, но и это не было плохой частью жизни. Просто потому что это их жизнь и в ней с самого начала что-то не задалось.
Шинджи всегда немного напоминал ей нескладную детскую поделку. Весь слегка шероховатый — будто под одеждой у него не кожа, а тысячи бумажек, на каждой из которых описана вся его суть, такая доступная и недосягаемая одновременно — нескладный, можно сказать в чём-то хрупкий. Один лёгкий порыв ветра и все эти бумажки разлетятся в разные стороны, исчезая вместе с самой сутью Хирако.
Она проводит параллель между всеми реяцу, которые её окружают. Это занятие — наилучшее из всех доступных ей. Она смакует каждое изменение или же лёгкий изменчивый всплеск силы, перекатывая будто леденец на языке. И пытается понять: что же конкретно пошло «не так» здесь и сейчас.
Кира кажется очень спокойным и собранным. Он, как и Юмичика, чем-то отдалённо напоминает птицу, но не воробья или же чайку, нет, их птицы особенные и у них свой собственный цвет. Кира пылает тёплым и не очень ярким жёлтым цветом, его реяцу лёгкими волнами расходится вокруг, создавая обманчивое впечатление спокойствия. Его аура как бы мягко нашёптывает на ухо: «поддайся, просто смирись и больше ничего не делай». Маширо никогда не умела поддаваться этим науськиваниям для успокоения души, это было сродни тем мелодиям Роуза, который он частенько слушал перед сном, чтобы успокоить себя. Кира очень странно напоминал ей Оторибаши, но как-то едва уловимо, как знакомый запах, свербящий в ноздрях, но который никак невозможно вспомнить.
Юмичика же наоборот пылал холодным фиолетовым оттенком, тая в себе смутную угрозу. Маширо не боялась этого цвета, ей хотелось подойти поближе и понять, почему Юмичика именно такой, каким она его видит. Будто бы он здесь лишь физически, а разумом где-то далеко, там, где его никому не достать. Это чем-то напоминало ей Лизу, но тоже столь отдалённо и неясно, будто бы это лишь глупость, не стоящая её внимания.
Реяцу Хирако — самая знакомая, можно сказать, что родная: она неясным ритмом разливается вокруг уверенного в себе Шинджи, задевая попутно и саму Маширо, окутывая и её будто бы плотным коконом. Ощущение это обманчиво. Реяцу его ритмично пульсирует, выдавая его раздражение на поступок Куны, что если не ожидаемо, то хотя бы закономерно. Маширо ощущает неловкость и некоторое смущение. Глупо всё получилось. Можно вообразить, будто бы ей немного стыдно за то, что она ослушалась прямого приказа. Но ведь все они понимали, что не имеют права командовать друг другом; пусть Хирако и был негласным лидером, но даже его права были настолько смутными и размытыми, что в какой-то момент перестали иметь вес.
Маширо слушает их и ощущает происходящее лишь фоново, потеряв ко всему интерес после прихода Шинджи. Всё пошло не так, как должно было, а значит, что игра закончена и вряд ли она будет победителем, даже если уделает каждого из них. Это уже всё не то.
Маширо ужасно злится на то, как всё вышло.
Можно различить хриплое дыхание, рычащим звуком вылетающее из-под маски. И пока никто не видит, Маширо серьёзно хмурится, кулак её непроизвольно сжимается и она молча сверлит взглядом худую спину Шинджи.
«Есть хочется, а вся эта затея с дракой не на один час, раз уж и Шинджик теперь здесь», — тоскливо думает Куна, пытаясь прикинуть, есть ли шанс избежать трёпки и наконец уйти уже отсюда.
Она ловит его взгляд, щуря утонувшие во тьме глаза: это походит на защитную реакцию загнанной в угол лисицы, её поймали в капкан, в который она сама из любопытства сунула нос. Маширо выпрямляется и сдвигает маску с лица, склоняя голову набок. Почерневшие белки глаз, непонимающе-обиженно надутые губы и Вселенская обида на то, что эта самая Вселенная так тупо подставила её под удар. А ведь она просто хотела посмотреть, разве это теперь преступление?
— Нэ, Шинджик, с чего ты взял, что мы дерёмся, глупенький? — Куна легко развеивает бакудо, которое ещё секунду назад сковывало её ноги и подходит ближе, слегка склонившись, выглядывает из-за спины Хирако, мельком осматривая застывших неподалёку шинигами.
Шинджи похож на защитную крепость, вопреки тому, что не намного больше её самой и худющий, как палка. Маширо ощущает отстранённость от остального мира, защищённость. Она знает, что такую беспечность может позволить себе разве что с Кенсеем ещё или же Хаччи.
— Это мои знакомые, я тебе даже их имена могу сказать, хочешь? Просто встретились случайно, а я вообще шла, чтобы…чтобы, ну ты и сам знаешь! Такояки хотела купить, а ближайшая открытая лавочка как раз неподалёку. Так что моё нахождение здесь, ну чистейшее совпадение, веришь? Я даже драться не собиралась!
Если есть точка опоры, умелые руки могут перевернуть не только землю, но и небо. Сколько она помнила Шинджи, он всегда был таким: дело было даже не в его шикае, а в самой его сути — переворачивать всё, до чего могли дотянуться его руки.
Иногда Маширо очень хотелось заехать ему в глаз. Вот так вот хорошенько, со всей дури, чтоб аж мозги на место встали. Иногда он был жутко раздражающим в своей правильной неправильности. Как головоломка, которую вроде бы и собрал, а вроде как и неправильно в итоге. Он выглядел раздражающе уверенным в себе. Может, именно поэтому он и был лидером, кто ж знает.
Маширо всё ещё нестерпимо хотела заехать Шинджи в глаз, но вместо этого, она лишь ухватила его за руку и настойчиво потянула на себя.
— Домой хочу, надоело, — пробубнила Куна, продолжая тянуть Шинджи за руку. — Если ты остаёшься, то я пошла одна.
А в глаз заехать всё же не помешало бы. Но это привилегия Хиори. Ей же должно самой получить подзатыльник от Кенсея, которому Шинджи стопудово настучит. Как оно всегда и бывало.